Я - Маргоша. 17 серия (часть 4)
17 серия (часть 4)
Анька решительно встает, а у меня уже нет никаких сил. Только на нытье и стоны:
- Ань.
- Марш со мной в ванну, я кому сказала.
Собираюсь с силами и поднимаюсь.
- Марш!
Тащит меня за собой, хнычащего и несчастного... Оставляю Сомову снаружи, а сам захожу внутрь ванной комнаты... Стараясь не смотреть, стаскиваю с себя пострадавшее барахло, вместе с испачканным комком туалетной бумаги, тошнота опять поднимается к горлу и я судорожно все засовываю в мусорный пакет - не хватало еще стирать всякую дрянь.
***
Через пять минут, смыв с себя все остатки происшедшей катастрофы, обновленный и почти счастливый, усаживаюсь на табуретку, расстилаю на коленях еще влажное полотенце и беру в руки упаковку с тампонами. Что теперь?
- Я готов.
Сомова приоткрывает дверь, откашливается и подает голос:
- Так, действие первое.
Первое, так первое... Вытаскиваю один пакетик с тампоном на белый свет и рассматриваю его со всех сторон... Да-а-а... Вот он какой, цветочек аленький.
Анюта торопит из-за двери:
- Открываем его.
- Как открываем?
- Ну как, руками открываем. Ну как, еще... Открыл?
- Ну, подожди, у меня же нет ногтей.
Я их все же срезал недавно, чтобы не мешали. И, кажется, поторопился. Вернее, они есть, конечно, даже с перламутровым маникюром, только не такие длинные, как раньше и почти квадратной формы. Приходится оболочку рвать зубами. Гадость. Кусок чего-то остается во рту, я пытаюсь его выплюнуть, а потом смахиваю с губы рукой. Сомова за дверью опять подает голос:
- Ну, видишь шнурок?
Ага. Держу эту зеленую хрень за нитку... Как дохлую мышь за хвост. Смотрю печально и вздыхаю.
- Да, я за него держу.
- Молодец! А теперь Гош, слушай меня внимательно. Ты только не переживай. В этом нет ничего особенного.
Брезгливо смотрю на сие изделие. Переживать о чем? Тут вешаться пора, а не переживать. Неужели эта вот фигня меня ожидает теперь каждый месяц? Уныло отворачиваю нос в сторону. Сомова заглядывает в дверную щель:
- Ну, это же у каждой женщины такое, ну!
Блин, достала ты меня уже со своими женщинами.
- Ань, давай поменьше текста, а?
- Ну, ладно, извини, как скажешь.
- Что там дальше?
- А дальше тебе нужно аккуратно попытаться...
Только не это... Поднимаю глаза к потолку...
- ... Вставить его на место.
Слово, какое... вставить. Беззвучно матерюсь... Да я вообще боюсь дотрагиваться до этого туловища лишний раз... тем более, до этого «места»... даже в душе... Хрен его знает, как оно потом себя поведет, прецеденты-то были...
- Блин, ка-пец!
- Гоша, ну?!
Со вздохом встаю. Анька выдает очередной перл:
- Ну, задирай там ногу.
Был бы кобелем, задрал бы, но, увы... Это даже представить и то стыдно, не то что сделать... Задрать ногу и вставить! Я тебе что, извращенец, какой-нибудь?
- А я не могу!
Опять сажусь на табуретку, но Анька не отстает:
- Да можешь ты, ну! Ну, давай аккуратно, держи там за веревочку.
Стыдобища то какая. Да еще под надзором! Поворачиваю голову в сторону дверной щели и рявкаю:
- Ань, закрой дверь, я так не могу!
Сомова прикрывает дверь, а я со вздохом встаю, нагибаюсь и шарю под подолом платья, тыкая пластмассовой фигней то под одним углом, то под другим. Ни фига. Но помогать все равно не буду! Сомова снова чуть приоткрывает дверь.
- Ну, что?
Поворачиваю голову в ее сторону.
- Не идет!
С меня этого изврата хватит. Сажусь на табуретку обратно. Анюта под дверью ноет.
- Ну, должен пойти.
- Должен, но не идет!
- Ну как, ну...
Черт с тобой... встаю, предпринимаю новую попытку и опять с тем же результатом.
- Я тебе русским языком говорю - не идет и все!
Меня вся эта ситуация начинает нервировать, но Анька вдруг говорит:
- Ну, ладно, забыли.
В полном недоумении усаживаюсь опять на табуретку.
- Что, значит, забыли?
- Ну, так и забыли. Давай прокладку попробуем. Все равно на ночь тампоны не рекомендуют.
Ни фига себе. Я тут, дурью маюсь, полчаса корячусь, а она заявляет «не рекомендуют».
- Ха... А сразу, нельзя было, да?
- Слушай Гоша, если ты будешь пререкаться, будешь вообще все один делать. Сам!
- Ладно, Ань. Я больше не буду, честное слово.
- Ну, вот именно. Давай... Возьми прокладку.
Беру в руки следующую упаковку и вытаскиваю из нее конверт.
- Вот эту вот, с крылышками?
Поднимаюсь со своего места и протягиваю руку к дверной щели. Оттуда звучит Анютин голос.
- Ну, да, да! С крылышками.
Верчу в руках. Вот еще одно чудо технической революции, блин.
- Снять... да-а-а
- Вытащи ее из пакетика. Ну, что, она у тебя в руке?
Выуживаю, наконец, из обертки прокладку.
- Сделал! Подожди, да.
Разглядываю ее со всех сторон.
- Теперь отдирай эту полоску с одной стороны. Она там почти всегда розовая.
С какой стороны, не пойму.
- Э-э-э-э...
- Слышишь, там еще кармашек есть, кармашек есть.
- А!
Разобрался, слава богу. Отодрал заодно все что можно.
- Вот давай, молодец. А теперь снимай это то, что приклеено внизу.
- Я уже снял, да!
- Отлично. И прикрепляй!
В смысле? Поворачиваю голову к двери.
- Куда?
- Слушай, к нижнему белью, куда же еще.
А мне, откуда знать! Может к верхнему. Тяжело вздыхаю. Сомова опять сует нос в ванную.
- Ну, что там? Помочь тебе, что ли?
Я уже достал трусы из чистого белья, натянул их до коленок и теперь усердно цепляю к ним прокладку. Анькина бесцеремонность заставляет нервно взвиться:
- Нет, еще чего!
Сомова тут же захлопывает дверь. Вот, правильно. Слышу снаружи ее голос.
- Ну, а дальше, я думаю, ты сам справишься.
Справлюсь, справлюсь, отстань. Наконец, все прикручено, прилеплено, подтягиваю трусы, поправляю платье и подаю голос.
- Фу-у-у. Все, вроде все готово!
- Ну, выходи.
Выползаю наружу и смотрю на Сомика с мученическим видом.
- Ань!
- Что?
- Знаешь, как я ненавижу быть женщиной!?
Хоть бы кто пожалел... Чуть хныча, тащусь в спальню переодеваться дальше.
***
Когда, уже в халате, возвращаюсь в гостиную, то Аньки там уже нет - ушла спать, устала видно мое нытье слушать. Эх, жизнь - жестянка. Значит, будем снимать депрессию и стресс не в шумной компании, а вступив на путь алкоголизма - то бишь, пить в одиночестве. Иду на кухню к холодильнику и извлекаю початую бутылку водки. Болезненные ощущения в туловище, заставляют опять поморщиться. Будем делать анестезию старым дедовским способом. Ставлю бутылку на кухонный стол, вытаскиваю из горки стакан и наливаю порцию побольше. Ну, что, понеслась? Залпом опрокидываю в рот и зажимаю ладонью. Блин, противная зараза, без закуски плохо идет. Присаживаюсь к столу и двигаю к себе бутылку... Забытый на столе в гостиной мобильник начинает трезвонить. Кому это ночью не спится - то? С недовольным рычанием слезаю с табуретки и тащусь туда. Свет от торшера освещает лишь часть комнаты, оставляя углы в полумраке. Устраиваюсь на диване, и открываю крышку мобильника. М-м-м-м... Как же мне сейчас не до разговоров... Чувствую, как напряжен и натянут мой голос:
- Алло.
- Алло, Марго?... А-а-а... м-м-м, привет, это я. Как ты себя чувствуешь?
Калуга? Вот уж кого меньше всего я сейчас хочу слышать, так это тебя. Но приходится отвечать:
- Хреново.
- Слушай, ты внезапно исчезла... м-м-м.
Ничего себе! Я там, чуть не подох, ... прямо за столом чуть коньки не отбросил... Мне что, надо было ждать, пока вы натанцуетесь и натрескаетесь риса?
- Слушай, что значит внезапно? Я не хотела вам мешать. Кстати, тебе бы на чемпионатах мира румбу отплясывать.
- Марго.
- Что?
- Ну, ты же сама мне предложила с ней потанцевать!
- Слушай, а если бы я тебе предложила зубами фрезерный станок остановить?
- Я дал повод для ревности?
- Калуга, о какой ревности ты вообще говоришь?
- Н-н-н-ну... как это еще назвать?
Какая разница, как! Мы о тебе говорим, мужчинка, о тебе... Ты чего меня туда потащил? На Егорову глазеть? Хватаюсь рукой за бок - вот, опять разнылся...
- Слушай, называй это как хочешь, а? Все, пока! Я очень плохо себя чувствую. Отбой!
Захлопываю мобильник и буквально скрючиваюсь от боли, изрыгая стон и рычание. Когда отпускает, снова откидываюсь на спинку дивана.
- Фу-у-у-у.
Врагу не пожелаю. Бедные тетки. В голове роятся мысли и образы, хочется все это выразить словами, выплеснуть, поделиться. Морщась, пересаживаюсь с дивана на кресло и, помедлив, открываю ноутбук. Может попробовать? Может муза сжалится и прилетит?
- М-м-м
Мотнув головой, откидываю волосы со лба и начинаю выстукивать текст. Я пишу о том, что я чувствую, о физическом и психологическом, о боли и моральном дискомфорте, и я провожу аналоги с мужской болью, с мужской психологией и с мужским дискомфортом...
Слова, ложатся в абзацы:
«Все эти проблемы - неотъемлимая часть женской жизни, часть ее природы и потому эта природа дает не только тяготы, но и посылает сигналы. Хорошие сигналы. Девочка получает сигнал, что она повзрослела и стала девушкой. Девушка получает сигнал, что у нее все в порядке, и она может надеяться на создание своей семьи и детей в будущем. Женщина тоже регулярно получает сигнал, связанный с ее здоровьем и материнством, который может ее радовать или огорчать, в зависимости от ожиданий....»
Я вспоминаю, как меня чуть не вырвало, там, в туалете... и продолжаю:
«От мужчины все это далеко. Для него все ограничивается неудобством и грязью. Никаких других сигналов, кроме неудовлетворенности и может быть брезгливости, или даже отвращения он не получает...»
Чуть задумавшись, заканчиваю:
«И если мужчины научаться чувствовать и сопереживать женским природным сигналам, они научатся лучше понимать и женщин».
Снова звонит мобильник, но я не обращаю на него внимания, тем более, что новый болезненный импульс в боку заставляет морщиться и ойкать и хвататься за него в поисках облегчения. Это так мешает писать, приходиться замирать над ноутбуком, сжимая лоб обеими руками и ждать, ждать, ждать.
***
Утром, приняв душ, надеваю майку, спортивные штаны, и, с полотенцем на шее, еле выползаю из ванной. Теперь уже разболелся другой бок и приходится за него держаться и лелеять.
- Ой, как же мне хреново, а-а-а.
Теперь еще об этих гребаных прокладках думай. Капец! Сажусь на кровать и подтягиваю ноги к животу. Через минуту ко мне заглядывает Сомик и проявляет сочувствие:
- Чего тебе плохо, Гош?
- Ой, Ань! Дай мне какого-нибудь яду, пожалуйста. Я больше не могу это терпеть!
- Ну, что у тебя болит, конкретно?
- Все! О-о-о... у меня все болит! У меня болит здесь, вот здесь, вот тут вот.
Прижимаю руку то к одному боку, то к другому, то к спине.
- Такое ощущения, что я три дня пил, потом меня били ногами... черт!
- Понятно, этот с непривычки просто.
- С какой, непривычки?
- Ну, потом, я тебе объясню.
Сомова стоит в дверях, сложив руки на груди.
- В общем, я тебе сейчас дам две таблетки обезболивающего. Их выпьешь сразу и отпустит. Ну, в любом случае, на работе никто не заметит.
Продолжение на стр. Я - Маргоша. 17 серия (часть 5)
